Диалоги с Бахом

Артём Варгафтик, российский виолончелист, музыкальный педагог, критик, радио- и телеведущий, популяризатор академической музыки.

В жизни Иоганна Себастьяна Баха бывали разные времена - и каждое из них было по-своему интересным, по-своему трудным и по-своему счастливым.

Иоганн Себастьян Бах

После школы - вместо университета, куда поступили почти всего одноклассники - служба городским музыкантом в маленьких небогатых и непрестижных местах вроде Арнштадта или Мюльхаузена: его ещё почти никто не принимает всерьёз (кроме разве что многочисленной родни) - но он всё невероятно быстро схватывает, и запущенное до него музыкальное дело довольно энергично выправляется, идёт на лад.

Иоганн Себастьян Бах

В Веймаре его уже вполне примут всерьёз - и определят хороший оклад на должности церковного органиста при герцогском дворе. Молодой Иоганн Эрнст, второй племянник герцога - необычайно талантливый и пытливый тинэйджер - обожает музыку, играет, заказывает все итальянские новинки, даже сочиняет сам: одно удовольствие работать с таким «начальством» - и тем больнее Баху провожать в последний путь юное дарование, не достигшее даже 19 лет. Медицина бессильна, а жизнь отчаянно несправедлива - даже отец парня, прежний веймарский герцог и беспробудный пьяница прожил вдвое дольше. И после этой утраты - не менее болезненной для Баха, чем смерти его собственных детей - ни зарплата, ни придворная служба уже не очень радуют. Становится ясно, что пора уходить, пока профессиональные обязанности не превратились в ненавистную рутину.

И тут на баховском горизонте появляется новый человек - князь Леопольд Анхальт-Кётенский, тоже совсем молодой, влюблённый в музыку, практически идеальный работодатель и, что не менее ценно, настоящий друг. Это не навечно, к сожалению - довольно скоро и Бах овдовеет, оставшись отцом-одиночкой с четырьмя детьми на руках - и князь женится, причём на даме, приятной во всех отношениях, кроме одного: музыку она считает «неоправдано дорогим шумом», а расходы на княжескую капеллу и музыкантов пустой тратой денег. А она знает гораздо лучшие способы эти деньги потратить, разумеется.

Но именно первые несколько лет при Кётенском дворе - одно из самых мирных, счастливых и «урожайных» в музыкальном смысле времен в жизни Баха. Примерно тогда - с 1717 до начала 1720-х годов - он и успел сделать почти всё, что сегодня считается среди его шедевров вершиной мастерства и вдохновения в музыке для струнных инструментов и их ансамбля. Тому есть, кроме всего прочего, одна чисто техническая причина, связанная с причудливо переплетёнными в Германии религиозными традициями: семья Анхальт-Кётенских князей принадлежала к кальвинистской ветви протестантизма - а кальвинисты, в отличие от лютеран, церковную музыку вообще не признают, на органе во время богослужений не играют и гимнов, песен и молитв вместе не поют, считая всё это излишней роскошью. Поэтому в самые свои счастливые кётенские годы Бах как органист был не у дел - а органистом он был таким, что его слава блестящего виртуоза и импровизатора уже тогда достигала тех мест Германии, где ему самому даже никогда не доведётся побывать....

Так вот - в отсутствие нормального органа и возможности на нём играть (а может быть, и в продолжение своих же собственных органных достижений совсем недавних веймарских лет) Бах сочиняет в Кётене и шесть скрипичных «соло» - три сонаты и три партиты, включая ре-минорную, которая завершается всемирно известной грандиозной Чаконой - и, вероятно, все шесть виолончельных сюит, современные звуковые отражения которых и представлены в этой записи.

Виолончель - это струнный оргáн. Такова одна из самых удивительных особенностей инструмента, который тогда вовсе не был ещё так хорошо известен и музыкантам, и слушателям, как теперь - и уж точно ещё не пользовался в начале XVIII века ни такой симпатией, ни таким доверием с их стороны. По сравнению с басовой виолой - Basse de Viole, или viola da gamba - этот инструмент со «скрипичной» настройкой и почти скрипичным смычком многим тогда казался неуклюжим, неповоротливым и неловким в обращении, но зато - исключительно звучным: потому и «струнный оргáн», по крайней мере, для Баха.

Про скрипку этого не скажешь с такой же твёрдой уверенностью, как про её младшую сестру. Там свои возможности и ресурсы, и они по-своему тоже безграничны. Но виолончель - дело другого рода, тут нужно ещё многое доводить до ума, совершенствовать, находить новые возможности и ресурсы. Этим Бах и занят - в каждой из шести сольных сюит по-разному. Не исключено, что этими сюитами он реально помогал своим кётенским коллегам успешнее и легче перейти на виолончель с гамбы, искал для них способы ловчее овладеть именно подвижностью, живостью и звуковым разнообразием этой новой «большой скрипки» - и не зря в наши дни эта музыка остаётся непременной и важной частью любого теста на мастерство и профессиональную состоятельность исполнителя: от приёмных и выпускных экзаменов до крупнейших международных состязаний: в ней всё, что умеет виолончелист, видно и слышно сразу.

Но для нас ещё важнее в звучании этого струнного органа тот факт, что и чисто физически (в смысле резонанса, обертонов и каждого отзвука) и музыкально (там где дело касается композиторской техники, т. е. ответов на вопрос «как это написано») - каждая часть каждой сюиты это всегда «скрытая полифония», т. е. довольно непростое многоголосие, которое извлекается одним человеком из одного инструмента. Даже если у Баха в рукописи оно выглядит как одна ровная нотная строчка. И именно в этом - самый неисчерпаемый баховский ресурс: практически безграничная возможность управлять движением, поведением, общением, т. е. диалогом этих нескольких голосов, предоставленная исполнителю. Задача, которая каждый раз по-разному решается - смотря кто и как за неё берётся.

И это - не говоря уже о том, что в эти ровные нотные строчки Бах вложил и весь свой предыдущий опыт, и мудрость, и эмпатию, и неистощимую жизненную энергию.....

Чтобы понять, почему именно такими получились современные звуковые отражения баховских сюит, стоит вспомнить и о том, что триста лет назад люди несколько иначе слышали музыку - и чуть по-другому к ней относились. Они были, возможно, наивнее, восприимчивее нас, но их слух был тоньше, а многие вещи, обозначенные лишь намёком, понимали с полуфразы или полуслова. Поэтому очень многое, что подразумевается, предполагается этим старинным текстом, из музыки нужно для современного слушателя извлекать и делать скрытое - явным.

Этой-то работе и посвятил не один год своей жизни пианист Леонид Винцкевич, которому мы обязаны оригинальной, практически авторской версией прочтения шести разных частей из нескольких сюит: в каждой из них происходит «материализация» той самой скрытой полифонии, её превращение в изысканную современную гармонию, причём в присутствии и при деятельном участии виолончели, которая играет баховский оригинал - и каждым тактом подтверждает, что трёхсотлетнему тексту ни в чём не противоречат ни рояль, ни барабаны, ни виртуозный саксофон - в этом качестве особого внимания заслуживает Николай Винцкевич и его прихотливая, переменчивая импровизационная манера вести свой диалог с Бахом, ни разу не перебивая классика, но и нигде ни на секунду не теряя нить собственных рассуждений и размышлений о том, что классик пишет на своих ровных строчках для виолончели соло.

Леонид Винцкевич и Борис Андрианов на презентации альбома Bach jazz reflection, 30 апреля 2021, КЗ Свиридовский

Леонид и Николай Винцкевичи, Борис Андрианов на презентации альбома Bach jazz reflection, 30 апреля 2021, КЗ Свиридовский

Вардан Бабаян

Фотограф: Антон Богданов

Изобретательность джазовой гармонии - не цель, а просто ещё один из способов доказать, что Бах абсолютно современен и столь же неисчерпаем. В каждой из его историй - если хорошо поискать - открываются совершенно новые повороты, которые как будто скрыты за многолетней традицией сольного виолончельного исполнения, но стоит лишь пригласить к совместному «обсуждению» оригинала виолончелиста такого уровня как Борис Андрианов, а вместе с ним опытных и креативных джазменов - отца и сына Винцкевичей и барабанщиков Джоэла Тейлора и Вартана Бабаяна - как тут же выясняется, что, например, Сарабанда из до-минорной сюиты вовсе не обязательно так мрачна и безутешна, как мы привыкли её слышать играть, да и на похоронное шествие этот танец вовсе не обязан каждый раз так уж явно намекать - в нём есть энергия целеустремлённого движения, энергия, которую долго сдерживали, но она наконец нашла направление и цель. А прелюдии из первой и четвёртой сюит - это своего рода «путевые заметки», музыкальные истории о довольно длинных и весьма непростых путешествиях, где за ровность шага и комфорт в движении отвечает, конечно же, виолончель, но сами события - а иногда и приключения - на этом баховском пути лучше всего описываются удивительно простыми и ясными линиями совершенно новых мелодий, которые просто надо было оттуда извлечь. И очень красиво протянуть - да так, чтобы в конце пути казалось, что как-то уж слишком скоро прибыли. И чтобы связать ими - как живыми звуковыми нитями - баховские аккорды, баховскую форму и логику с ощущениями и ожиданиями слушателя XXI века.

А церемонный (когда-то, ещё до Баха, ставший придворной условностью) танец Буррэ - оказывается, это просто супер-песня, почти «гимническая» тема, потенциальный мегахит, «спрятанный» Бахом в середине так называемой «галантерейной пары» - так называлось триста лет назад одно буррэ в середине другого со всеми повторениями всех танцевальных колен - и маэстро Леониду Винцкевичу практически ничего не пришлось с этой идеей делать, чтобы она заиграла и засияла не хуже первостатейных джазовых стандартов - просто дать ей шанс показать себя! Находчивость в любом диалоге тоже важна - особенно с таким собеседником как Бах.

Да, и last but not the least - последнее по перечислению, но едва ли не первое, что послужило и мотивом, и причиной, и секретом успеха в этой уникальной работе - нужно очень хорошо знать, понимать и уважать не только Баха и всё связанное с Бахом, но прежде всего друг друга, чтобы так вместе звучать - и чтобы получились вот такие современные звуковые отражения баховских шедевров.

Борис Андрианов и Леонид Винцкевич

Джоэл Тейлор и Николай Винцкевич

Николай Винцкевич

Борис Андрианов

Фотограф: Роман Дородных

ПОДЕЛИТЬСЯ С ДРУЗЬЯМИ: